Неточные совпадения
Маленький, желтый человечек в очках, с узким лбом, на мгновение отвлекся от разговора, чтобы поздороваться, и
продолжал речь, не обращая внимания на Левина. Левин сел в ожидании, когда уедет
профессор, но скоро заинтересовался предметом разговора.
Сергей Иванович встретил брата своею обычною для всех, ласково-холодною улыбкой и, познакомив его с
профессором,
продолжал разговор.
— Не имеем данных, — подтвердил
профессор и
продолжал свои доводы. — Нет, — говорил он, — я указываю на то, что если, как прямо говорит Припасов, ощущение и имеет своим основанием впечатление, то мы должны строго различать эти два понятия.
— Вы приехали как нельзя более кстати, —
продолжал Ляховский, мотая головой, как фарфоровый китаец. — Вы, конечно, уже слышали, какой переполох устроил этот мальчик, ваш брат… Да, да Я удивляюсь.
Профессор Тидеман — такой прекрасный человек… Я имею о нем самые отличные рекомендации. Мы как раз кончили с Альфонсом Богданычем кой-какие счеты и теперь можем приступить прямо к делу… Вот и Александр Павлыч здесь. Я, право, так рад, так рад вас видеть у себя, Сергей Александрыч… Мы сейчас же и займемся!..
« Занятия мои, —
продолжал он далее, — идут по-прежнему: я скоро буду брать уроки из итальянского языка и эстетики, которой будет учить меня
профессор Шевырев [Шевырев Степан Петрович (1806—1864) —
профессор литературы в Московском университете, критик и поэт.
— Я позвал вас, —
продолжал профессор, — сказать вам, чтобы вы бросили это дело, за которое очень рано взялись! — И он сделал при этом значительную мину.
— У этого малого, domine, любознательный ум, —
продолжал Тыбурций, по-прежнему обращаясь к «
профессору». — Действительно, его священство дал нам все это, хотя мы у него и не просили, и даже, быть может, не только его левая рука не знала, что дает правая, но и обе руки не имели об этом ни малейшего понятия… Кушай, domine! Кушай!
Старик отодвинулся от меня, и даже губы его, полные и немного смешные, тревожно вытянулись. В это время на площадке лестницы появилась лысая голова и полное, упитанное лицо
профессора Бел_и_чки. Субинспектор побежал ему навстречу и стал что-то тихо и очень дипломатически объяснять… Чех даже не остановился, чтобы его выслушать, а
продолжал идти все тем же ровным, почти размеренным шагом, пока субинспектор не забежал вперед, загородив ему дорогу. Я усмехнулся и вошел в аудиторию.
— Она и не модница, —
продолжал Урманов с тем же выражением. — У
профессора N она была одета совсем просто…
Профессор презрительно велел мне сесть и
продолжал допрашивать других студентов.
Я нашел здоровье моей матери очень расстроенным и узнал, что это была единственная причина, по которой она не приехала ко мне, получив известие о моем разрыве с Григорьем Иванычем. —
Продолжая владеть моей беспредельной доверенностью и узнав все малейшие подробности моей жизни, даже все мои помышления, она успокоилась на мой счет и, несмотря на молодость, отпустила меня в университет на житье у неизвестного ей
профессора с полною надеждою на чистоту моих стремлений и безукоризненность поведения.
Раскланявшись с
профессором, он сел в кресло со словами: «Прошу вас
продолжать» — и безмолвно выслушал чтение моего перевода.
Стихи Озерова, после Сумарокова и Княжнина, так обрадовали публику, что она, восхитившись сначала,
продолжала семь лет безотчетно ими восхищаться, с благодарностью вспоминая первое впечатление, — и вдруг, публично с кафедры ученый педант — чем был в глазах публики всякий
профессор — смеет называть стихи по большей части дрянными, а всю трагедию — нелепостью…
— А какая нравственная сила! —
продолжал он, все больше и больше озлобляясь на кого-то. — Добрая, чистая, любящая душа — не человек, а стекло! Служил науке и умер от науки. А работал, как вол, день и ночь, никто его не щадил, и молодой ученый, будущий
профессор, должен был искать себе практику и по ночам заниматься переводами, чтобы платить вот за эти… подлые тряпки!
Профессор (остановившись и потом
продолжая).
— Нет, дело совсем не в свойстве подвигов, а в том, что с производством моим в генеральский чин, истек срок контракта, скрепленного той печатью, которую вы сейчас видели. С этих пор все в судьбе моей изменилось. Подвиги
продолжают совершаться по-прежнему, и
профессор Соловьев сам очень хорошо знает это, — но они совершаются уже не мною, а людьми совсем другого ведомства! Спрашиваю вас: можно ли было поступить оскорбительнее?
Мы с горькою завистью смотрели на тех счастливцев, которые были оставлены ординаторами при клиниках: они могли
продолжать учиться, им предстояло работать не на свой страх, а под руководством опытных и умелых
профессоров.
— Таким образом, милостивые государи, —
продолжал профессор, — смерть больной, несомненно, была вызвана нашею операциею; не будь операции, больная, хотя и не без страданий, могла бы прожить еще десятки лет… К сожалению, наша наука не всесильна. Такие несчастные случайности предвидеть очень трудно, и к ним всегда нужно быть готовым. Для избежания подобной ошибки Шультце предлагает…
Мне представлялся очень удачный случай побывать еще раз в Праге — в первый раз я был там также, и я, перед возвращением в Париж, поехал на эти празднества и писал о них в те газеты, куда
продолжал корреспондировать. Туда же отправлялся и П.И.Вейнберг. Я его не видал с Петербурга, с 1865 года. Он уже успел тем временем опять"всплыть"и получить место
профессора русской литературы в Варшавском университете.
— „Тяжко! Скорбно! Безвыходно! —
продолжал читать ректор. — И в эти горестные дни С.-Петербургский университет в целом его составе, все его
профессора и студенты ищут себе единственного утешения в милостивом, государь, дозволении повергнуть к священным стопам вашего величества чувства верноподданнической преданности и горячей любви“.